В последний раз я видела Андрея Кима (в нормальной жизни) перед католическим Рождеством. Мы списались в скайпе и он попросил помощи (если возможно) купить ему конвертов. Он напечатал открытки для политзаключенных и старался организовать отправку им рождественских открыток молодежью. Я, конечно, накупила конвертов, сколько смогла, и мы встретились в «Лондоне» выпить чайку. Взяла у него под полсотни открыток, подписали с дочкой и коллегами.
Андрея Кима задержали 21 января во время митинга предпринимателей. Вначале он был задержан на 10 суток за участие в несанкционированной акции 21 января и сразу после отбытия административного ареста помещен в следственный изолятор на Володарского. Андрея Кима обвиняют в совершении уголовного преступления, предусмотренного статьей 364 Уголовного Кодекса РБ («насилие, или угроза насилия в отношении сотрудника милиции»). Уже в следственном изоляторе Андрею исполнилось 22 года. За время нахождения в следственном изоляторе против Андрея возбуждено второе уголовное дело за участие в митинге предпринимателей 10 января 2008 года.
«Приглашаю Вас на ромашковый чай на крышу,
сразу после суда по случаю моего освобождения»
- это Андрей написал мне из СИЗО уже.
Так я и отправилась на суд.
«Процесс по делу о 14». Глазами правозащитного наблюдателя.
16.04.2008. Начало судебного процесса.
Суд Центрального района г. Минска расположен в здании бывшего лицея имени Якуба Колоса. Лицей ликвидировали в 2003 г., посчитав его «рассадником вольнодумства». Лицеистом был и Андрей Ким.
Три кордона:
- на территорию суда
- на входе в суд
- на входе в зал судебного заседания.
Возле входа на территорию суда от 50 до 70 человек. Пускают крайне избирательно, принцип не ясен. На входе в суд – проверка всех вещей, у молодежи забирают футболки с цитатником из Конституции.
Дело рассматривает судья Елена Ильина.
Государственный обвинитель – заместитель прокурора Центрального района города Минска Андрей Рамашевский.
Фото и видеосъемка запрещена.
На процессе присутствуют все обвиняемые: Андрэй Ким, Владимир Сергеев, Антон Койпиш, Михаил Пашкевич, Татьяна Тишкевич, Михаил Кривов, Алесь Бондарь, Артём Дубский , Алесь Стрельцов, Алесь Чернышов.
Андрей Ким под конвоем, в наручниках, в судебной «клетке». На нем майка Молодого Фронта: «Дзе дух Гасподні - там свабода». Похоже, что он плохо себя чувствует.
Михаил Пашкевич, Антон Койпиш, Алесь Стрельцов, Артем Дубский заявляют ходатайство о ведении процесса на беларуском языке.
Государственный обвинитель сказал, что ходатайство не подлежит удовлетворению, так как по его данным все обвиняемые окончили среднюю школу, а, следовательно, должны владеть русским языком, а Пашкевич вообще родился в Коми, так, значит русский для него родной язык.
Михаил Пашкевич настаивает на ведении процесса на беларуском языке, отметив, что это для него вопрос принципиальный.
Судья отказывает в удовлетворении ходатайства.
Михаил Пашкевич, Антон Койпиш, Алесь Стрельцов, Артем Дубский заявляют ходатайство о привлечении переводчика в судебный процесс.
Судья отказывает в удовлетворении ходатайства, ссылаясь на то, что обвиняемые стремятся затянуть процесс.
Обвинение построено на свидетельских показаниях сотрудников МВД и фото- видеоматериалах.
В ходе следствия все подозреваемые отказались от дачи показаний.
Все обвиняемые отказались от признания вины.
Владимир Сергеев, Антон Койпиш, Татьяна Тишкевич, Алесь Бондарь, Артём Дубский, Алесь Стрельцов, Алесь Чернышов – отказались от дачи показаний в суде, считая суд несправедливым.
Алесь Стрельцов уточнил, что будет отвечать на вопросы суда, если суд будет обращаться к нему на беларуском языке.
Михаил Пашкевич суду пояснил, что был на акции, так как его отец предприниматель, что указ Лукашенко повлиял на всю семью и что он пришел на акцию выразить протест за отца и всю семью.
Михаил Кривов суду пояснил, что акция имела мирный характер, в соответствии со стандартами свободы собраний граждане имели право собраться вместе для выражения мнения, а государство обязано было принять меры для обеспечения безопасности граждан (участников акции и других), в том числе по организации транспортных потоков.
Опрос потерпевшего Сычева. Показал, что Ким нанес ему дар кулаком в лицо.
Опрос свидетелей – представителей различных подразделений МВД.
Свидетель Блищев показал, что удара не видел, но точно знает со слов Сироча, что Ким ударил потерпевшего. В числе прочего указал, что он со своим напарником Сирочем «работая в толпе по гражданке вели Кима еще с площади Независимости, так как он обратил их внимание на себя тем, что был активен и с граммофоном».
Зал рухнул от смеха, судья пообещала всех удалить из зала.
Свидетель Сирычем заявил, что хорошо видел, как Андрей Ким наносил удар потерпевшему правой рукой. При этом показал, что в это время он находился на расстоянии примерно двух метров от Кима, четко со спины.
Свидетель Короваев кроме прочего указал, что видел у демонстрантов растяжки, на которых «имя президента было написано в оскорбительной форме». От уточнений отказался, сославшись на то, что уже не помнит.
17.04.2008. Свидетели, письменные доказательства.
Опять три кордона.
Адвокат Андрея Кима заявила ходатайство об изменении меры пресечения с содержания под стражей на освобождение под залог.
Судья отказывает в удовлетворении ходатайства.
Опрос свидетелей – сотрудников различных подразделений Министерства Внутренних дел, всего около 10 человек.
Свидетель Абрамов показал, что молодежь, собравшаяся на акцию, перекрыла проспект, не пропускала машины скорой помощи и автобусы сотого маршрута. Никого из обвиняемых он не опознал.
Свидетель Подберезкин в числе прочего показал, что собравшиеся: «выкрикивали растяжки антигосударственного содержания…….. топтались по форменной одежде», что Татьяна Тишкевич агрессивно кидалась на сотрудников милиции, была в авангарде колоны демонстрантов. По его мнению, собравшиеся на акцию были в состоянии алкогольного опьянения.
Опрос свидетелей закончен.
Исследование письменных доказательств.
По суммарным подсчетам, субъекты хозяйствования потеряли в результате акции 124 миллиона беларуских рублей. Гражданские иски никем не заявлены.
Видеоматериалы (хронометраж акции): Служба криминалистики МВД, КГБ, «Столичное телевидение».
Рассмотрение фотоматериалов.
18.04.2008 Видеоматериалы.
Привычные кордоны.
К зданию суда привезли группу молодых людей примерно 20 человек, они беспрепятственно входят в здание суда.
Кордон на входе на территорию суда не пропускает друзей обвиняемых.
Странными молодыми людьми заполняют задние ряды зала.
Начинается процесс.
Обвиняемые ходатайствуют об удалении из зала организованной группы молодых людей и просят впустить в зал родственников и друзей.
Судья отказывает в удовлетворении ходатайства.
После обеда, на входе в зал потасовка между непонятными молодыми людьми и обвиняемыми (почти драка).
Просто кричу: «Не поддавайтесь на провокацию».
Отсмотр видеоматериалов. В общей сложности примерно 5 часов.
Закрыли исследование доказательств.
От себя:
Удивительное радостное ощущение: дело рассыпалось, нет доказательств.
И по Андрею Киму нет доказательств – ну, нет.
Дурацкая мысль: мой преподаватель уголовного права профессор Гарелик «руки бы поотбивал» за такое обвинительное заключение и такую доказательную базу.
Выхожу на улицу в состоянии эйфории.
Подходит мама Чернышова: «Что вы думаете?»
Совершенно неожиданно для себя говорю: «Это обманчивое состояние. Сейчас они должны готовиться к прениям. Все: и адвокаты и обвиняемые».
Мама Чернышова: «Это правильно. Я согласна с Вами».
19-20 – выходные.
Вербное воскресенье у православных.
Башня на Володарке рухнула – следственный изолятор, где Андрея Кима содержат.
В результате обвала жертв нет.
21.04.2008 Обвинение, защита и гражданская позиция обвиняемых (вместо последнего слова).
Прокурор говорит про понятие свободы в гегелевском понимании, про софизм и анархию. Понять, как он это связывает с материалами дела, не представляется возможным, возможно - мне не представляется возможным – слова-то все знакомые. В определенный момент доходит – это беларуский «новояз», становится легче, но ненадолго:
Прокурор утверждает, что вина всех доказана полностью.
Андрею Киму – 2 года колонии общего режима
Алексею Бондарю, Артему Дубскому, Михаилу Пашкевичу — 2 года химии
Владимиру Сергееву, Антону Койпишу, Татьяне Тишкевич, Алесю Стрельцову, Михаилу Кривову, Алесю Чернышову - 2,5 года ограничения свободы с отбыванием наказания по месту жительства.
Защита настаивает на оправдательных приговорах.
«Последнее слово» обвиняемых.
Михаил Пашкевич.
Я не знаю, с чего начать. Сначала, пожалуй, я отвечу нашему так называемому обвинителю. Он продемонстрировал прекрасные знания и, честно говоря, для нас неожиданность, что наши юристы так много знают о том, что делается в литературе, философии.
Г-н обвинитель продемонстрировал нам также хорошее знание терминов: что такое свобода, хотя бы по Гегелю. Однако я думаю, что г-н обвинитель учился в советском ВУЗе, и больше изучал советские работы, которые дают значение свободы. Я не ошибусь, если скажу, что Карл Маркс определил свободу как осознанную необходимость. Хочу отметить, что, все-таки, в данном случае мы имеем дело с осознанной необходимостью. Но в Республике Беларусь мало осознанности, на это все-таки надо еще и пойти, надо еще и начать. И от того, что сейчас здесь сидят 10 человек, которые просто, кроме того что осознанные еще и оторвали свои зады от диванов и начали что-то делать, ну да, наверное они виновны, потому что они перешли от кухонной демократии к уличной.
Что же касается ваших слов про свидетелей……. Ну, вы такие субъективные заявления делаете…. Другое дело, что благодаря вам и высокому суду мы не смогли выслушать других свидетелей, которые хотели это сделать, в частности, свидетелей, заявленных с нашей стороны.
Вы также ссылаетесь на софизм, вы показываете какое-то общее хорошее знание философии, но наши адвокаты хорошо ответили вам, что нужно соответствовать только букве закона. Только букве закона, а не тому, насколько хорошо вы притянете за уши свои знания афоризмов или каких-то учений. Вы говорите про свидетеля Радевич, говорите, что он жаловался на то, что мы сорвали маршруты движения. Но пускай свидетель Радевич сначала подумает, по чьему распоряжению и зачем он детей организованно вез в в этот день и в это время на эту ледовую площадку. Если он действительно такой специалист и если он за несколько дней был осведомлен о планирующемся массовом мероприятии, зачем он специально вез маленьких детей на этот лед?
У меня даже создается впечатление, что мы стали заложниками какой-то провокации, когда все всё знают, но продолжают делать.
Но, по сути, в этом можно убедиться даже сейчас, если посмотреть, что телекамеры БТ стоят непосредственно возле этого суда и снимают всех, кто входит и выходит из здания, время от времени даже провоцируя какие-то инциденты на входе.
Я не удивлюсь, если после этого, в воскресенье, мы все увидим на беларуском телевидении какой-то сюжет из этого суда…
Что касается свидетелей со стороны обвинения: этого легендарного Подберезкина, товарища. У меня складывается такое впечатление, что сотрудники ГАИ забыли о своих непосредственных обязанностях. Все они начинают свои выступления со слов «В тот день я заступил на охрану общественного правопорядка». Вот именно, что они заступили на охрану правопорядка. Они, гаишники, в нашей стране, в первую очередь, офицеры – те, кто давали присягу. В присяге сказано, что они являются единственными и непосредственными защитниками жизни и чести граждан. Стали ли они свидетелями того, что происходило 10 января? Я думаю, что нет. Сотрудники госавтоинспекции говорят, что они всеми способами пытались предотвратить наши незаконные действия, прекрасно понимая, что наше мероприятие было несанкционированно. Но давайте посмотрим так: массовые мероприятия не бывают санкционированными или несанкционированными, они или есть, или нет. И когда мы имеем по факту тысячи и тысячи людей на площади, то это лишь массовое мероприятие, вне зависимости от того, что думает по этому поводу местный горисполком. И точно так же, действия сотрудников милиции должны быть соответственными. Они не должны рассматривать это как определенный менталитет. Точно так же, когда к врачу привозят тяжело раненного человека, он должен оперировать его именно как тяжело раненного, а не как другого, который там каким-то несанкционированным образом попал в палату.
Сотрудники милиции в данном случае продемонстрировали такой, громко говоря, принцип, прошу прощения за возможно дерзкое выражение: это людям, а это свиньям. На самом деле, мы видим прекрасный пример политики двойных стандартов – когда акция санкционирована, они демонстрируют весь свой уровень владения законом, владения техникой обеспечения безопасности граждан. И знаете, когда я слушал Подберезкина, у меня сложилось впечатление, что беларуская поговорка «Не дай бог свинье рог, а мужику панство» - это, действительно, правда.
Я понимаю, что вы сейчас скажете, что это не имеет отношения к делу, но я думаю, что как раз имеет, ведь Подберезкин у нас заместитель начальника минского ГАИ. И я думаю, что ему нужно следить за своими словами – ведь когда он обижает нас, или когда он обижает толпу, он обижает и нас. Но нас ведь здесь не толпа, и это значит наоборот, что не нужно было вырывать слова из контекста.
Что касается наших действий вообще, что я могу сказать? Я думаю, мои коллеги сами скажут еще и про то, что мы пользовались своим конституционным правом. Много уже говорили о том, что есть международное право, и Беларусь под ним подписана. На том, что так очевидно, я даже не хочу концентрировать внимание. Мне бы хотелось еще отметить пример, о котором, сказали адвокаты: что все дела основываются на морали. В фашистской Германии были свои законы, в ЮАР во время апартеида были свои законы. Нельсон Мандела также провел в тюрьме двадцать или двадцать пят лет, но это не помешало ему после стать президентом ЮАР. Можно много вспоминать про сегрегацию.
Но если вы скажете сейчас, что руководствуетесь законом, то на самом деле, кроме закона человеческого есть еще закон, который будет после. Наш обвинитель сегодня цитировал классиков, давайте же вспомним еще «Аиду» из древнегреческой литературы. Там тоже было нарушение законов, но кроме законов человеческих есть еще и божий суд. И вот по этому божьему закону я не считаю ни себя, ни своих коллег, ни, в особенности, Андрея Кима, который сейчас, почему-то, за решеткой, виновными в том, в чем нас обвиняют. В чем нас обвиняют? В том, что мы вышли на проспект?
Я сейчас буду говорить за себя: а я бы и снова вышел. Потому что, то, что происходит в стране, я не могу назвать соответствующим моим взглядам на законность, что-то там еще. Мы стали свидетелями того, что в 1994, 95 и 96 гг. в стране идет самый настоящий правовой «вэрхал», а вы прикрываете это законодательством.
Поэтому говорить о том, что здесь нарушали закон, невозможно. Чтобы вы не думали, что мои слова оторваны от реальности, я предлагаю такой пример. В свое время, в 30-е годы, мой прадед сидел в лагере за политическую деятельность. Он сидел за деятельность от имени компартии Западной Беларуси. Я не поддерживаю его политических взлядов, но это не меняет сути проблемы – он сидел за свою политическую деятельность. В Польше в то время существовали законы, которые в полной мере регламентировали, за что и как можно посадить политика. Что мы имеем сейчас? У нас есть день объединения Восточной и Западной Беларуси, из этого, кстати, и складывается государственная идеология, вы на меня так не смотрите…
Судья: - Обвиняемый, по существу.
…все мои слова сейчас по существу. Если даже говорить о том, в чем нас обвиняют, я не вижу состава преступления ни на одну букву. За что вы нас судите, я не знаю. Это, видимо, ваш личный подход. Наши адвокаты также сказали, что наблюдают во всем это определенным образом спланированную режиссуру. Просто хочется отметить, что слово-то наше не последнее – столько еще скажут. И если говорить о свободе нашей, знаете, есть такие хорошие строки «свобода – это право». Так вот по нашему делу это и есть наше право, а судите вы нас за наше существование.
Больше того, я хочу отметить, что люди мы все обычные, не блестящие, не святые. Но вы сами нас делаете святыми, вы нас заочно канонизируете, потому что, благодаря СМИ, мы уже сейчас, за эти дни стали ну не то, чтобы звездами, но все же нас начали уважать, потому что люди знают, за что мы страдаем. Вы сами нас делаете святыми.
Аплодисменты. Требование судьи прекратить беспорядки в зале.
Владимир Сергеев.
Что можно сказать, Высокий суд, я видел то, что происходило в течение последних четырех дней, вижу то, что происходит сегодня, споры. Обеими руками я за все, что говорилось со стороны защиты, уже было высказано моим коллегой, Мишей Пашкевичем. За все это я могу поручиться обеими руками.
Высокий суд, нам вменяются якобы массовые беспорядки. Но давайте посмотрим на нашу страну за последние 14 лет – не является ли массовыми беспорядками то, что здесь происходит? Если брать конкретно события 10 января, за которые нас судят, то это как раз и есть такое проявление массовых беспорядков – именно правовых, экономических и даже просто с человеческой точки зрения, когда сотни и тысячи людей должны потерять свою работу.
Нам уже говорилось не раз, что якобы мы просто не имеем отношения к процессам, которые происходят в обществе. У каждого из нас есть родители, у некоторых сами родители являются предпринимателями, некоторые имеют отношение к этому. Все наши семьи, все мы как граждане имеем отношение к экономике, к тому, что происходит. Даже более конкретно, как потребители мы имеем отношение к этим проблемам, конкретно, к 760 указу.
То, что мы вышли на площадь и показали свою гражданскую позицию, свидетельствует как раз не о том, что мы отморозки, как говорили, или кто-то там еще, или что мы, как представители молодежи просто захотели заработать какие-то политические очки, какой-то сомнительный себе создать имидж… В первую очередь, мы вышли как граждане. Говоря конкретно про тех людей, которые находятся здесь: всех я знал и до этого, и тем более сейчас мы еще больше сплотились, и я могу отвечать с уверенностью.
По обвинению меня очень заинтересовала формулировка, что мы «увлекали» граждан за собой на проспект. Однако снова, давайте возьмем шире и посмотрим на то, как кое-кто 14 лет увлекает Беларусь в бездну…
Судья: - Обвиняемый, пожалуйста, по существу обвинения
…Конкретнее скажу: те, кто выступал 10 и 11 по телевидению по нашим событиям, за которые нас судят, я не буду называть конкретные фамилии, все и так знают. Так вот, эти люди на самом деле несут ответственность за то, что происходит не только в этом зале, но также и в стране. Конечно, можно простить многое – и эти процессы, безусловно, политические, и то, что происходило 25 марта. Это все можно простить. Но нельзя забывать, что на этих людях как раз висят такие обвинения, за которые предусмотрен Гаагский суд. Это пропавшие, возможно убитые люди (Захаренко, Гончар, Красовский, Завадский). Спецдоклад Христоса Пургуридеса о политически мотивированных исчезновениях в нашей стране еще никто не отменял.
Поэтому, что касается сути именно этого дела, этого маленького эпизода массовых беспорядков, мне добавить больше нечего, потому что многое уже было сказано мною и моими коллегами.
Это все. Спасибо.
Алесь Стрельцов.
Я в большей степени поддерживаю позиции тех, кто здесь выступал, сторону защиты. Я считаю, что, скажем так, я дал свои показания, и от них не отказываюсь. Единственное уточнение, про которое я говорил, что в 1-30 я был дома, я считал, что я подъехал к 2 часам, поскольку решил собраться, но потом заметил, что я там был уже в 1-45. Я прошу эту маленькую неточность не учитывать как неточность показаний полностью. Сегодня я еще, кроме некоторых моментов, добавлю свои впечатления и свое понимание ситуации.
Хочу также добавить, что все, что я говорю, мои показания основываются на том, что я довольно активно всегда, когда у меня была такая возможность, принимал участие в разных акциях, митингах, шествиях, таких как Чарнобыльскi шлях, Дзень Волi, начиная примерно с года 1997-98. Когда я интересовался политикой, я читал все газеты – в том числе и Советскую Белоруссию, Республику, Народную газету – читал и принял свое решение. Поэтому я считаю свои показания, в первую очередь, важными, во-вторых, я достаточно много знаю о тех процессах, которые происходят, и не считаю, что мои показания имеют меньший вес, чем показания милиционеров, которые, возможно, впервые или во второй раз наблюдают за таким мероприятием.
Я понимаю, что водителю или милиционеру сразу тяжело понять, что происходит, и они…этого не видят. Когда идет огромная толпа, (обычно на проспекте и так, конечно, шумно) которая еще скандирует лозунги…Очень шумно, и поэтому сотрудники милиции могут быть дезориентированы, особенно сотрудники ГАИ. Ну а сотрудники «Алмаза» и других спецструктур, которых готовят различными способами, должны гораздо адекватнее других определять намерения и то, что там происходит, оценивать степень агрессивности: куда эти люди идут, чего хотят. Мне кажется, что без специальной подготовки сделать им [ГАИ] это было очень сложно. То же самое касается водителей автобусов, и так далее.
Что касается 10, как я уже говорил, я пришел туда, чтобы посмотреть, что будут в очередной раз делать предприниматели. Я считаю, что вся эта акция носила абсолютно мирный характер, я уже говорил, что именно сотрудники ГАИ создали ситуацию, чтобы люди пошли на проезжую часть. Это было подтверждено самой первой кассетой, которую мы смотрели. Из первых 15 или 20 секунд этой картинки видно (поскольку сотрудники ГАИ в форме, которую отчетливо видно), что после того, как люди, слушая организаторов митинга (а я хочу подтвердить, что митинг был более-менее организованный, там звучали экономические требования, требования к пересмотру указа, его отмены, отсрочки на определенное время), приняв внутреннее решение, пошли - на видео видно, что 4 человека пытались перейти проспект. Я, когда был там, этого не заметил, но теперь на видео я вижу, что этот инцидент был. И про него уже вслух сказали сегодня адвокаты, что этот инцидент не дает оснований считать всю процессию, которая шла по тротуару, массовыми беспорядками. Так вот, дальше в этот момент видно, что группа сотрудников ГАИ…я бы хотел уточнить, в какой момент: по времени я не могу сказать, но предприниматели выбрали в большинстве своем маршрут до Макдональдса, там спуститься в пешеходный переход, подняться и мимо Патио-пиццы и далее пойти к администрации президента, чтобы передать свои петиции, требования и другие документы. Именно чтобы предотвратить, скажем, «Немигу», потому что лестницы в переходах метро, которые находятся рядом, спускаются вниз и потом закругляются. И вот когда блокирует взвод ОМОНа, последним рядам может быть не видно, что переход блокирован, и может образоваться столпотворение. Насколько я помню, в момент, когда люди собирались идти к Макдональдсу, когда почти до него дошли, я увидел, что человек 10 сотрудников ГАИ стали стенкой, перекрыли тротуар напротив «Центрального», и это видно в первые 15 секунд первой кассеты. Они перекрыли проход, не давая людям пройти до перекрестка, до пешеходного перехода и пройти в Александровский сквер. Именно этот момент я и видел, как люди буквально бросились, потому что они были «обезумевшие». Они приходили 10 января, точнее, и 10 декабря, ходили на Бангалор, и так далее…Именно поэтому они все и «хлынули» туда, я бы так сказал, конечно, это абсолютно не то, в чем нас сейчас обвиняют. Никто этим процессом не управлял, я бы сказал, там как раз хлынули предприниматели – женщины, более взрослые люди – и это видно. В дальнейшем люди, которые пошли, были уже действительно заблокированы управляемыми и подготовленными людьми, сдерживались специальными автозаками. Их остановили на проезжей части ул. Энгельса, если не ошибаюсь, и вывели назад. То, что люди стояли, перекрыв движение, на мой взгляд, и имея опыт всех акций, они просто не знали, что им дальше делать. Возвращаться на Октябрьскую площадь, тем более, когда там шло какое-то детское мероприятие, и был, вероятно, разгон, подставлять детей, они не могли. Пойти в очередной раз к парламенту, наверное, имело для них мало смысла, потому что в прошлый раз их просто обманули, пообещали собрать согласовательную комиссию, пообещали не трогать их, но все организаторы были схвачены 10 декабря и в итоге получили сутки, хотя в парламенте, правительстве им пообещали неприкосновенность.
Таким образом, эпизод, когда люди минут 20 стояли на проспекте, то просто как их вытеснили, так они и стояли. Им было непонятно, что делать. Действия сотрудников ГАИ не вносили никакой упорядоченности в эти акции. Я хочу сказать, что мне очевидно, что власть, проанализировав события 10 декабря, когда было мирное шествие, подготовила свой сценарий, по которому этими действиями люди были спровоцированы на то, чтобы выйти. Я не утверждаю, что действия сотрудников ГАИ были незаконными, но они были необоснованными, с точки зрения их рабочих обязанностей, это были необоснованные действия. Тем более, что у них было время, чтобы подготовиться, но они готовились совсем не в том направлении, в котором могли бы подготовиться, и таким образом эта акция могла быть проведена планомерно и без всяких даже намеков на то, чтобы нарушался общественный порядок.
Какие признаки нарушения общественного порядка там можно заметить? Первое, что акция несанкционированна. Но мы видели, что по международному законодательству, приоритетность которого обозначена ст.8 Конституции, акция была мирной, многократно заявленной, акция должна проводиться в непосредственной близости перед аудиторией. Аудиторией были не люди на улице, аудиторией как раз являлись государственные органы – а конкретно, администрация президента. Обращались не к каким-то прохожим, водителям автобусов, хотели обратиться к президенту, его администрации, парламенту и правительству. И поэтому собрались возле этих органов. Это раз. Второе – то, что прошли по проезжей части. Это вторая часть того, что подается как «нарушение общественного порядка». Я считаю, что при соответствующих действиях сотрудников ГАИ, которые могли просто за 50-100 метров от происходящей акции перекрыть движение, развернуть его, а не лезть в эту «бойку», это все могло быть сделано буквально за 10-15 минут. Любые изменения маршрутов, обращение к организаторам, и так далее. Переход проспекта мог произойти за несколько минут, организованно, ну или просто они могли бы там не перекрывать, и предприниматели прошли бы сами. Другое дело, им бы уже дальше предлагали, куда идти, сказали бы, куда можно или нельзя.
Что еще можно назвать нарушением общественного порядка: матерщина, которая «звучала». Я буду очень сильно стоять на том, свидетельствовать, что такого там не было. Мы просмотрели 5 часов видеосъемки, и показания Подберезкина или Караваева, не помню, не подтверждаются. Они звучали так: «Выкрикивали лозунги и матерились на перекрестке. Потом пошли на проспекте – матерились. Потом пришли на площадь Независимости, перекрыли движение, скандировали лозунги, была матерщина. Потом пошли к парламенту, и снова там звучал мат». Мы просмотрели материалы – там не было ничего такого. Во всяком случае, я видел только один эпизод, уже в темноте, после разгона, была перепалка, причем явно там никого из обвиняемых, а какие-то другие люди и сотрудники ОМОНА, или кто там стоял. У них как раз была двухсторонняя беседа «Вы….», и еще хуже. Это все, что я видел. Мы смотрели 5 часов, и никакого там мата не было. Скандирование лозунгов было: насколько я заметил, «Работа, свобода» - я не заметил там никаких антигосударственных лозунгов. Я слышал 90 процентов того, что там происходило. Если где-то кто-то один мог крикнуть все, что угодно, но лично я этого не слышал. Если вы и услышали что-то на кассете, то это все равно не значит, что демонстрация в целом имела характер, нарушающий гражданский порядок.
Перекрытие работы транспорта – я снова же считаю, что ГАИ абсолютно выполнило свою роль в черном свете, не так, как было нужно. Я лично часто езжу 1 и 69 маршрутом, как раз рядом с этим местом, на подъезде к ГУМу всегда, каждый день, пробки. И никто ничего не делает в течение двух или трех лет. И пробка останавливает движение в течение 15-20 минут. Можно было видеть, что движение периодически перекрывалось.
Сначала видели, засекали – 1 минута, минута 30 секунд – это первый раз перекрыли, на проспекте. И эпизодически, когда я говорил, перекрывали на 10-15 минут. Я считаю, что определять грубое нарушения общественного порядка по одному этому признаку – ну извините, у нас сетка общественного транспорта очень неразвита, никто ее не развивает и так далее.
Я сколько раз здесь не езжу, всегда бывает, что опаздываешь, потому что 20 минут стоишь возле ГУМа.
Действия сотрудников ГАИ, которые там были, были направлены на то, чтобы создать, я бы даже сказал, «видимость» какого-то общественного беспорядка. Эти действия были неразумными. Я видел сам, что в этом эпизоде, где-то возле ГУМа, когда колонна остановилась, я наблюдал, как сотрудник ГАИ, на расстоянии 1 метр от меня, объяснял «Колонна остановилась, наверное, ее пытались где-то вытеснить». Я не утверждаю точно, что это был Сычев, я специально не запоминал. Но мне запомнился сотрудник ГАИ в тот период, когда люди просто стояли и ждали – непосредственно возле меня 3-4 сотрудника ГАИ стояли, повернувшись кто лицом, кто спиной, не говоря нам чего-то конкретного и целенаправленного. Вокруг также были 8-10 митингующих. Вот этот сотрудник ГАИ нанес мне, другим митингующим, несколько ударов своей дубинкой – не плашмя, а острием регулировочного жезла. Он просто стоял и бил острием всех, кто стоял рядом. В том числе, меня и других демонстрантов, тех, до кого он дотягивался. Хочу сказать, что такие действия совершались сотрудниками ГАИ, и все демонстранты, включая меня, реагировали спокойно: ну может быть, человек перенервничал, может быть у него стресс – первый раз попадает и ждет, что на него все накинутся там. Поэтому все реагирование свелось до фраз по-русски «А где вы взяли такого активного, он со своей дубинкой уже заколебал» - и все.
Абсолютно с этой точки зрения, я считаю, что попытка 15-20 человек вымять эту колонну, не останавливая при этом движение, привели к тому, что все попытки людей, которые туда пришли, и предпринимателей, решить свои конкретные проблемы, целенаправленно, организованно, не допуская каких-то провокаций или происшествий, были фактически сорваны тем, что сотрудники ГАИ – я не знаю, какие у них были намерения и не хочу спекулировать – были направлены на создание максимального хаоса, на затягивание, на создание каких-то локальных стычек, это то, что я видел.
Я считаю, что режиссура началась, возможно, раньше, тем более что мы знаем, и по показаниям по делу видно, что к директору «Центрального», к другим людям приходили 10 числа с утра сотрудники органов, разные люди из силовых ведомств, предлагая им не работать, закрываться, но она отказалась, хотя они почти приказывали ей, но последнее слово оставили за ней. Так дословно зафиксировано в протоколе. Все эти подвозы детей на площадь, туда, где возможен был разгон, если бы пришли 10 000 людей, и был разгон, пострадали бы дети, то родителям никто бы не доказал, что виновата милиция, все родители опять бы сказали, что виноваты предприниматели.
Я вижу, что было много каких-то штрихов, задумок этого режиссера, чтобы сделать виноватыми именно предпринимателей и демонстрантов, которые с ними солидарны. Что касается доказательств – вот, к примеру, на меня никто не показал из милиционеров, никто не узнал. Но я знаю, что меня бил – милиционер. Я видел, что водители автобусов вели себя агрессивно. Тот эпизод, кстати, когда кто-то ударил водителя автобуса, я знаю, что там подошел человек не со стороны митингующих, а с обратной стороны, и ушел после удара не в толпу, а в противоположную сторону. Поэтому я считаю, что была многоплановая подготовка для того, чтобы всех людей, которые вышли защищать свои права, максимально обругать, представить в черном свете.
Что касается юридической стороны этого дела – я не буду оригинальным, я напомню про принцип презумпции невиновности. И когда кассеты были опечатаны, находились в каких-то коробках, то должны были там опечатанными и храниться. Когда нам предъявляют какие-то другие кассеты, без серийных номеров, с другими записями, которые делал неизвестно кто, в случае проведения экспертизы и признания фальсификации неизвестно, кого привлекать к ответственности. Как сказал г-н прокурор, государственный обвинитель: фальсификации не было – но это его слова, которые ничем больше не обоснованы. Наоборот, в данном случае, если есть подозрение, то нужно либо не признавать эти доказательства, либо проводить экспертизу. И только после того, как экспертиза покажет, что это именно та съемка, их использовать. Мы видели много эпизодов, которые можно трактовать по-разному. Мы видим ноги человека, а что он там делает наверху – мы не видим. Но извините, по презумпции невиновности в данном случае нельзя человеку предъявлять обвинение. Много случаев, когда убийц и других оправдывают, когда нет конкретных доказательств – по презумпции невиновности. Бывает, что и преступников отпускают. Но это доказательство всему обществу, что не будет наказан невиновный.
И когда человек там открыв рот, никто не может сказать, может быть, его кто-то перед этим ударил. Когда демонстранты с искаженным выражением лица…Но я считаю, что по этим фотографиям уже много сказали – никто вообще не знает, откуда они, с какой камеры. Говорить, что он кричит или что-то еще делает, абсолютно невозможно, невозможно так трактовать.
Поэтому если принимать во внимание презумпцию невиновности, нигде не видно групповых действий или того, что 10 человек кого-то там повели – такого просто нет на снимках, и такого там не было вовсе.
Я вспомнил сейчас разгон, который был за 20 минут до того, когда люди сами собирались расходиться, он также укладывается во всю описанною мной схему. Это подчеркивает даже тот факт, что людям дали 3 минуты на то, чтобы разойтись. Может быть, даже в свете того, что «А вдруг они правда разойдутся?», уже через 1 минуту после этого начался жесткий разгон. Я считаю, что у многих из обвиняемых здесь сыграло обстоятельство, что они еще и после пошли с лозунгами и так далее, продолжали. Но им не инкриминируются события, которые произошли после 17.00.
Я считаю, что многие из тех, кого я видел, посчитали, что все закончилось и разошлись – даже после разгона. Тем более это произошло бы и без разгона.
Мне сложно сказать, меня не били во время разгона, но для них это, конечно же, было провокацией. Они были разъярены и продолжали свои действия. И именно за это, за то, что пошли к администрации, они были задержаны и получили административные наказания и были признаны обвиняемыми.
То, что закон у нас сегодня один, а завтра другой? Была 58 статья в советское время, по которой посадили миллионы, была сегрегация в США, это 60е годы нашего столетия, продвинутая страна…Законы сегодня трактуются одним образом по телевидению и в других СМИ, государственным руководством. Но завтра всё будет по-другому. Поэтому я считаю, что сегодня эти люди на скамье подсудимых, а завтра их будут считать героями. Но это не дело к суду, однако суд на основании презумпции невиновности может сделать правильные выводы.
Это все был большой политический шаг, и очень неприятный. Это политическое происшествие. Все акции, в которых мы принимали участие – это был большой политический удар по власти. Юридически, я лично считаю, что не было оснований для таких наказаний, которые предлагал прокурор. Мне даже кажется, что он немного запутался в своей логике. Он предлагал Киму дать 2 года, всем остальным по 2,5. Почему он увидел, что все остальные – Койпиш, Дубский - себя вели более активно, чем Андрей?
Алесь Чернышев.
Я присоединюсь к большинству всего вышесказанного моими коллегами, также хотел бы еще раз повторить то, что говорил в самом начале, что, естественно, не считаю себя виноватым, не признаю вины и не признаю того, что мне вменяется, поскольку убежден в том, что руководствовался правом, которое предоставляет мне Конституция.
Учитывая все это, я надеюсь на максимально объективное, максимально справедливое решение Высокого суда.
Михаил Кривов.
Высокий суд, один высоко поставленный сатрап, по которому плачет международный трибунал в Гааге, на следующий день после митинга 10 января, сказал на пресс-конференции, что у него наворачивались слезы, когда увидел, как какие-то отморозки избивали его подчиненных, плевались в них, прыгали на автобус, разбивали стекла автобуса, нецензурно бранились.
После этого он пообещал 50 уголовных дел. Это к вопросу о том, а кто режиссировал…
Я просто хочу задать вопрос, такой, конечно, условно-риторический. Мы посмотрели на так называемых видеоматериалах хронику событий 10 января. Кто-нибудь видел из присутствующих здесь то, что описал этот человек?
Теперь я хочу тоже заявить, что не считаю себя виновным по предъявленному мне обвинению. Считаю, что вся вина людей, которые сидят на скамье подсудимых, заключается в том, что они посмели выразить свою гражданскую позицию, выйти на мирную ненасильственную акцию протеста, которая состоялась 10 января. Я считаю процесс политически мотивированным, считаю позором то, что такого рода беспредел происходит в 21 веке в стране, которая претендует на звание европейской и цивилизованной.
Нам инкриминируется то, что мы приняли активное участие в групповых действиях, грубо нарушающих общественный порядок. Нас судят за то, что мы приняли участие в политической акции, а именно, в мирном собрании граждан, протестовавших против 760 указа. Но по самому определению мирное собрание не может грубо нарушать общественный порядок.
Коль скоро Республика Беларусь является членом ОБСЕ, я позволю себе процитировать некоторые моменты из руководящих принципов по свободе мирных собраний, которые были подготовлены группой экспертов по свободе собраний БДИПЧ ОБСЕ, и были приняты в марте 2007. Для разработки этого документа была образована международная группа экспертов из числа ведущих юристов в области прав человека и основных свобод из стран-участников ОБСЕ.
В ходе подготовки документа были проведены 4 экспертных круглых стола с участием более 150 экспертов из 29 государств ОБСЕ, и имеющих практический опыт в самых разных правовых и политических обстоятельствах – представители правительств, сотрудники правоохранительных органов, практикующие юристы, судьи, ученые, организаторы демонстраций, представители правозащитных НПО. Все их замечания были использованы при составлении документа.
Вот, например, как здесь определяется понятие «мирное собрание граждан»: собрание считается мирным, если его организаторы имеют мирные намерения. Термин «мирный» должен пониматься таким образом, что он включает поведение, которое может раздражать или оскорблять лиц, несогласных с идеями или утверждениями участников собрания. И даже такое поведение, которое целенаправленно препятствует или мешает действиям третьих лиц.
В этих принципах также отмечены 6 принципов, если вкратце – презумпция в пользу проведения собраний, свобода собрания – это право, которым человек пользуется без предоставления ему особого на то разрешения. Поэтому публичные мероприятия носят строго уведомительный характер. Государство должно быть лишь поставлено в известность об их проведении. Это к вопросу о спорах, санкционировано ли было мероприятие или несанкционировано.
Второй принцип – обязанность государства защищать мирные собрания – государство должно обеспечить возможность эффективной реализации данного права с помощью эффективных процедур и механизмов. Как мы видели на видеоматериалах, у меня, например, возник вопрос о действиях сотрудников правоохранительных органов, ГАИ, ОМОНа. На видеоматериалах зафиксировано, что, в частности, сотрудники ГАИ, видя, что часть митингующих вышли на проезжую часть проспекта Независимости, вместо того, чтобы оперативно перекрыть проспект с целью не подвергать опасности жизни людей, поскольку жизнь человека есть приоритетная и первичная ценность, мы видели характерное движение руки водителям «Проезжайте, давите людей». Мы также видели, как сотрудники ОМОНа разогнали людей с площади Независимости, используя неадекватную силу и ставя под угрозу жизнь и здоровье митингующих.
Третий принцип – законность и обоснованность. Любые ограничения данного права должны подчиняться закону, который, в свою очередь, должен соответствовать международным стандартам. Они должны быть четкими, чтобы людям было понятно, будет ли проведение мероприятия нарушением закона и к каким последствиям может привести. Я бы хотел обратить внимание на то, что национальный закон, регламентирующий массовое собрание граждан, должен соответствовать международным стандартам. Тем более в стране, которая является членом ОБСЕ. Национальный закон РБ в настоящее время не соответствует международным стандартам, на что властям не раз указывалось со стороны различных международных организаций, тем же ОБСЕ и Советом Европы.
Четвертый принцип – пропорциональность. Любые ограничения на свободу собраний должны быть пропорциональны и действительно необходимы в демократическом обществе. Власти должны всегда выбирать принцип наименьшего возможного вмешательства. Как правило, власти не должны принимать такие меры, которые существенно изменят характер мероприятия – например, перенаправлять марши в окраины районов города.
И вкратце, есть еще два принципа – хорошее управление и запрет дискриминации.
Теперь я хотел бы обратить внимание Высокого суда, и это также специально вопрос к прокуратуре, которая, согласно Конституции, должна следить за соблюдением законности в нашей стране. Таким образом, так получается, что меня и многих из здесь присутствующих уже судят второй раз за одно и то же деяние. Вы, товарищ прокурор, все же лукавили, когда говорили, что судят за разные деяния. Судят за одно деяние, но определения выносят по-разному. И это уже называется софизм. Если у нас в стране два Кодекса – административный и уголовный, это не значит что человека можно судить за одно и то же деяние дважды. А если было бы три Кодекса – административный, уголовный и политический, так что, три раза бы нас судили? Это ведь правовой маразм и еще хорошо об этом знали древнеримские юристы, 2 000 лет тому назад.
Я не открою здесь секрет Полишинеля, если скажу, что в Беларуси в настоящее время отсутствует независимая судебная система. Я понимаю, Ваша честь, что перед вами лично стоит непростой моральный выбор, потому что, с одной стороны, на вас оказывается серьезный прессинг, но с другой – вы как здравомыслящий человек и профессиональный юрист прекрасно понимаете, что в наших действиях состав уголовного преступления отсутствует. Уголовниками хотят сделать граждан, которые просто имеют точку зрения, отличную от нынешнего политического режима, и которые имели наглость эту точку зрения открыто выразить. Я надеюсь, Ваша честь, что вы все-таки вынесите по этому делу справедливый и беспристрастный приговор.
Я также надеюсь, что этот приговор будет основываться единственно на законе и вашей совести.
Закончить я хотел бы одним высказыванием одного немецкого пастора, жившего в Германии в 30-е годы во времена Гитлера. Вы спросите, а причем здесь времена Гитлера? Так вот, я считаю, что тоталитарная система, какой она была времен Гитлера, с ее презрением к человеческой жизни и достоинству не приходит сразу. Слава Богу, у нас пока не тоталитарная система, но тоталитаризм наступает незаметно и постепенно. И он наступает неотвратимо для тех народов, которые не ценят свободу. И каждый гражданин, в том числе, такой высокой должности, как должность судьи, должен сделать свой моральный выбор.
Итак, я цитирую высказывание немецкого пастора, которого гитлеровский режим в свое время репрессировал, который выжил в концлагере, и в конце своей жизни сказал такие слова: «Сначала они пришли за моим соседом-евреем, я промолчал, ведь я не был евреем. Потом они пришли за моим соседом-коммунистом, я и тогда промолчал, ведь я не был коммунистом. Потом пришли за моим соседом, который был членом профсоюза – и тогда я ничего не сказал, ведь я не являлся членом профсоюза. Наконец они пришли за мной. И не осталось никого, кто мог бы сказать слова в мою защиту».
Я надеюсь, Ваша честь, что вам впоследствии не придется повторять эти слова.
Аплодисменты. Людей удаляют из зала.
Алесь Бондарь.
Высокий суд, г-н государственный обвинитель, уважаемые защитники. Хочу сказать, прежде всего, что я горд – горд находиться на скамье подсудимых среди этих молодых людей, средний возраст которых не превышает 20 лет, и единственная вина которых – это выражение своей активной гражданской позиции.
Гражданственность, на мой взгляд, это признак идей будущего, и Беларусь в этом смысле не исключение. Гражданственность как проявление и стремление жить активной общественной и политической жизнью – это единственный недостаток и единственная проблема, скажем так, недемократических режимов. Они в этих разных видах проблемы видят тех людей, которых нужно изолировать, которых нужно наказать и уничтожить, прежде всего, морально.
Что касается нашего обвинения, здесь я должен заявить следующее: состав преступления явно искусственен, ибо все свидетели обвинения, в частности, работники милиции, работники ГАИ, которые выступали, их показания были крайне запутаны, крайне противоречивы, а порой и граничили с некоторыми статьями УК, в частности, о лжесвидетельстве. Что касаемо моего участия в митинге, оно было осознанным. Я, прежде всего, как юрист, как человек, который проработал в хозяйственной сфере и заместителем директора, и юристом, и коммерческим директором различных фирм, я осознавал те пагубные последствия, которые повлечет за собой указ № 760, подписанный Лукашенко. Поэтому я не задумываясь вышел поддержать тех людей, которые потеряли работу, тех предпринимателей, которые вынуждены свернуть свою деятельность. Они вышли на улицу, т.к. улица – это крайняя форма защиты своих прав. Я вышел их поддержать в этом. Они требовали законности, законного соблюдения своих прав от Сидорского, от правительства и от Лукашенко. И возникшие проблемы, агрессия, в том числе, выход на проезжую часть, все это было спровоцировано работниками правоохранительных органов. Функцией ГАИ, в частности, в тот день, было препятствование законному, скажем так, возникновению и осуществлению митинга этих людей. То есть безопасность людей была поставлена под угрозу. Была дана явная команда недопустить собрания людей, в частности, звучали обвинения в том, что люди, которые туда пришли, были пьяны, ругались матом. Как мы видели даже из видеодоказательств, которые сами по себе носят сомнительное происхождения и являются нарезкой, даже оттуда видно, что ничего подобного не происходило. «Скорая помощь» пропускалась без проблем, никто не ругался матом. Были явно видна агрессия, проявляемая со стороны работников в форме и без формы.
Что касается предпринимателей и того, являюсь ли я сам предпринимателем, я уже говорил – нет, не являюсь. Я уже сказал об активной гражданской позиции. На моей памяти знакомая женщина с ребенком, которую вынужден был уволить индивидуальный предприниматель некоторое время назад, и которые ко мне пришли консультироваться о том, как написать письмо Лукашенко о том, чтобы он еще и возместил ущерб, заплатил деньги за то, что он ее уволил.
Что касается проведения самого митинга и тех свидетелей, которые об этом говорили. Явно были заметны провокации, со стороны, опять же, правоохранительных органов, которые сами толкали людей под колеса, которые их били, я уж не касаюсь самого разгона на Пл.Независимости. Требования г-на Кулешова людям разойтись, и потом атака спецсил с применением насилия, после которого многие люди попали в больницы, и многие из тех, кто сидят сейчас на скамье подсудимых, были привлечены к административной ответственности за несанкционированное мероприятие, это все говорит о многом.
Я хотел бы заострить внимание на обстановке, царящей в зале суда и возле суда. Хотел задать вопрос: почему здесь командуют непонятные люди в штатском, которые определяют, кого пускать, а кого не пускать, тем самым нарушая принципы гласности и открытости процесса, те неотъемлемые права, на которые мы, в общем-то, претендуем. Хотя бы право на независимый судебный процесс ,на то, чтобы присутствие наших друзей и родственников и журналистов, которые могли бы способствовать рассказу, в том числе, в СМИ, способствовать той самой гласности процесса.
Создание атмосферы запугивания вокруг суда и в зале суда, непонятные юристы, сидящие на задних лавках – мне кажется, это говорит о явной предвзятости обвинения, выдвинутого в наш адрес. Что касается обвинения государственного обвинителя, то, если анализировать его речь, я должен сказать, что государственное обвинение пытается возродить в беларуском правосудии лучшие традиции судебных систем царской России 19 века, 20х-30х годов коммунистического режима. К сожалению, это так. История повторяется, и наша задача – не допустить этого. Не допустить скатывания страны в бездну правовой анархии, и использования права для расправы над политически неугодными активными людьми. Поэтому в этих тяжелых условиях для независимости и объективности процесса, я все-таки выражаю надежду, что Высокий суд, обладая большим опытом, чувством справедливости, чувством долга вынесет справедливый вердикт.
Заканчивая слово, я бы хотел процитировать несколько строк Лермонтова, прошу не относить это, Высокий суд, не в вашу сторону и не в сторону государственного обвинителя:
Но есть и божий суд, наперсники разврата!
Слова и мысли, и дела он знает наперед.
Татьяна Тишкевич.
Я себя очень плохо чувствую, поэтому буду говорить кратко. Я согласна со всем тем, что было сказано нашими защитниками, всем тем, что сказали наши так сказать обвиняемые. На самом деле, 10 января это был мирный и ненасильственный митинг. Как сказал Миша, граждане, которые пришли на этот митинг, имели мирные намерения. А ненасильственный, потому что один из методов ненасильственного сопротивления – это перекрытие дорог. Мирный митинг этот закончился задержанием многих людей, в том числе, и меня. Избиением при задержании, в том числе, и меня. Отбытием административного ареста, в том числе, и мною. Отчислением из ВУЗа, в том числе, и меня. Но всего этого нашим властям показалось мало, они решили еще и привлечь нас к уголовной ответственности.
Показания многих сотрудников милиции не просто смешные, они развалились после просмотра данной видеозаписи. Показания таких сотрудников, как Пантелеев, который якобы задерживал меня 10 числа, очень расходятся с показаниями, которые он давал 11 января в суде, где он сказал, что я ругалась матом и размахивала руками, несмотря на то, что у меня в руках был флаг. Интересно, несколькотысячная толпа пошла бы за человеком, который увлекает их матом, размахивая руками – не знаю.
Что нам вменяется в вину – это неповиновение законным требованиям. Насколько я знаю, неповиновение законным требованиям сотрудников милиции – это ст. 23.4 Кодекса об административных правонарушениях. Нарушения ПДД, о которых нам постоянно говорил гособвинитель – по-моему, это также административная статья, и никак не тянет на уголовное преступление.
В зале суда на самом деле творится цирк, а за его стенами - беспредел. В здании суда и возле него заправляют, почему-то, сотрудники ГУВД Мингорисполкома. В суде нельзя даже улыбаться, судья все больше играет роль второго гособвинителя, в то время как гособвинитель делает замечания присутствующим в зале.
Судья как минимум трижды нарушила УПК. Вот оно, правовое государство, и да здравствует беларуский суд – самый гуманный суд в мире.
Артем Дубский.
В течение последних четырех дней, которые я провел здесь вместе с этими людьми, которые сейчас сидят на скамье подсудимых, я еще больше убедился, что данное мероприятие, именно так я могу его назвать, ни в коем случае не суд, а именно мероприятие – целиком политизировано. Более того, у него есть четкие заказчики, начиная от Наумова, который сказал, что будет пятьдесят уголовных дел, а потом это чуть-чуть меньше в цифрах выразилось, и заканчивая вами, говорящей об участии в этом цирке.
Это, прежде всего, мое впечатление, но мне кажется, что не один я так думаю. Во-вторых, мне очень жаль, что я живу в этой стране в том виде, как она есть, когда, к сожалению, открытое судебное заседание все больше и больше с каждым днем становится похожим на оборонное предприятие с его пропускным режимом, в котором управляете не вы, как прописано в законодательстве, а какие-то неизвестные дядьки больше ста килограммов веса, с какими-то наушниками. Я просто на самом деле не знаю, кто они. Остается только догадываться.
Когда, например, какие-то указы и декреты нашего самого лучезарного ставятся выше за Конституцию, мне просто жаль. Разрешенные пикеты проводятся только на площади Бангалор, в других местах нам не разрешают проводить мероприятия. Поэтому и произошло то, что произошло.
Можно было бы много чего сказать, но я просто не хочу задерживать людей больше, чем это необходимо, поэтому у меня все.
Антон Койпиш.
Высокий «суд», мое последнее слово будет состоять из четырех частей. Которые в большинстве своем не будут зависеть друг от друга. Сейчас будет первая часть.
И в первой части я бы хотел вспомнить все те многочисленные замечания, которые давал высокий «суд» как мне, так и другим моим коллегам. И я хотел извиниться как за свое действительно недостаточное внимание к высокому «суду», так и за возможное недостаточное внимание со стороны других. Я всегда считал и считаю, что в обществе обязательно должно присутствовать уважение и серьезное отношение как к суду, так и ко всем правоохранительным органам в целом. И когда такого уважения нет, это настоящая беда общества. Так как именно правоохранительные органы, в том числе и суд, защищают общество, и неуважение значительно мешает такой защите. Неуважение же и несерьезное отношение к суду может привести к такому же отношению к его решениям. Ну здесь много чего можно перечислить… Но давайте же поинтересуемся, почему в данном случае возникло такое неуважительное и несерьезное отношение. Может быть, его можно как-то уменьшить или вообще отменить? Дело в том, что я считаю (и надеюсь, мои коллеги согласятся с этим), что когда решение «суда» зависит не от доказательств и не от того, что происходит во время «судебного» следствия, а от того, что по вертушке прикажут, «спустят» судье, я считаю, что это уже не суд, а спектакль. Когда «судья» полностью подчиняется всем ходатайствам и советам прокурора, а ходатайства адвокатов начинает выполнять только когда ее ткнут носом в конкретную статью УПК, как это произошло вчера со свидетелем Ледником, а бывает даже и сама своими вопросами и действиями начинает выполнять роль второго прокурора, я считаю, что это уже не суд, а спектакль. Когда в зале судебного заседания в конце перерыва чуть ли не начинается драка и зачинщики этой драки продолжают спокойно сидеть и дальше, как это было в пятницу, думаю, это если это и не превращает суд в фарс или спектакль, то точно подрывает всякое уважение к этому суду. Когда в открытое судебное заседание запускаются люди исключительно по спискам, подписанным следователем Михалькевичем, а другим отказывается из-за того, что будто бы, зал полный, хотя он полупустой, или вообще закрыт, думаю, что это если и не превращает суд в фарс или спектакль, то точно подрывает всякое уважение к этому суду. Когда прокурор делает хамские замечания зрителю, который годится ему как минимум в отцы, по поводу его поведения, как это было в первый день судебного заседания (кстати, такое хамство многое говорит про общечеловеческое воспитание прокурора… хотя действительно, про какое воспитание здесь вообще можно говорить?) а затем не менее хамски требует этого пожилого человека удалить из зала судебного заседания, хотя такие просьбы сделать хотя бы «судье», думаю, это если и не превращает суд в фарс или спектакль, то точно подрывает всякое уважение к этому суду. Когда в здании суда куда-то «исчезают» бэйджики с сотрудников этого здания сразу же после того, как я громко зачитываю фамилию на одном из бэйджиков, как это произошло со мной вчера, думаю, это если еще и не превращает суд в фарс или спектакль, то точно подрывает всякое уважение к этому суду. Когда так называемый «свидетель» помогает сотрудникам суда обыскивать вещи входящих (если точнее, это называется не обыском, а «проведением внешнего досмотра») и командует, кого пустить, а кого нет, думаю, это если и не превращает суд в фарс или спектакль, то точно подрывает всякое уважение к этому суду. Когда на открытый процесс не пускают мать одного из обвиняемых, думаю, что это если и не превращает суд в фарс или спектакль, то точно подрывает всякое уважение к этому суду. Когда в суде запрещают всем делать видео и фотоснимки, однако во время всего процесса тут же висит камера, которая эти видео, вероятно, снимает, думаю, это если это и не превращает суд в фарс или спектакль, то точно подрывает всякое уважение к этому суду.
И я считаю, что наше неуважение и несерьезное отношение было ни чем другим, как самой нормальной реакцией на то, что здесь, на мой взгляд, происходит вместо суда; на этот фарс, спектакль, цирк. Но с моей точки зрения, создавали этот цирк не мы, а высокий «суд», прокурор и сотрудники суда.
Но, несмотря на все вышесказанное я, все же, оставляю небольшой процент на то, что это не фарс и не спектакль, а настоящий суд, и на этот случай я прошу у высокого суда извинения за поведение своё и других «обвиняемых». Хотя, сейчас, думаю, высокий «суд» окончательно покажет, насколько он суд и насколько спектакль, кто здесь главный судья или прокурор, и насколько госпожа Ильина судья, а насколько обычный актер и шут при Лукашенко и прокуроре. Покажет просто соответствием или несоответствием приговора доказательствам, покажет согласием или несогласием с прокурором, с которым высокий «суд» как по удивительному совпадению пока что всегда соглашался.
И я очень хотел бы, чтобы это был настоящий суд, который можно и нужно уважать. И действительно считаю, что именно такой суд необходим нашему народу и нашей стране…
На этом я заканчиваю первую часть и перехожу сейчас ко второй, в которой я хотел бы поговорить про общие события 10.01.08.
Я не буду сейчас обращать много внимания на то, что все машины скорой помощи пропускались, хотя свидетели утверждали и другое (кстати, как я наблюдал здесь на видео, все эти машины скорой помощи имели один и тот же номер) – мы это видели на видео.
Также я не буду обращать много внимания на как будто антигосударственный характер митинга. Действительно, нам говорили свидетели, что там как будто выкрикивались антигосударственные лозунги, однако же, простите, я вот сейчас, пока мы просматривали видео, выписал ВСЕ лозунги, которые скандировали люди. Это:
1. Работу! Работу!
2. Протестуем! Протестуем!
3. Сидорский! Сидорский!
4. Застаемся! Застаемся!
5. Жыве Беларусь!
6. Верым! Можам! Пераможам!
Какой из этих лозунгов антигосударственный?
Нет, я буду говорить о другом. Я прошу всех присутствующих обратить внимание на такое интересное совпадение: у нас уже много лет фактически не развивается экономика. Это особенно видно, если сравнивать экономическое развитие наше и других стран, которые в 1991 году, после крушения коммунизма, оказались в наиболее близких к нам условиях. Я имею в виду Украину, Польшу, Литву, Латвию, Эстонию – эти страны находились примерно в таких же условиях, что и наша, но сравните сегодняшний уровень жизни граждан и уровень экономического развития у нас и у них. Еще в середине девяностых годов можно было сравнить, но сейчас… Думаю, бесспорно, что к этой сегодняшней разнице значительно приложило руку сегодняшнее оккупационное правительство… И в то же время участников митинга именно с полностью экономическим лозунгами и требованиями, направленными исключительно на недопущение экономической деградации, выбрали для этого показательного процесса. Это совпадение особенно интересно, если учитывать, что именно экономические санкции обычно оказывали наибольшее влияние на господина Лукашенко, но, в то же время, он же и разрушает главную основание своего кармана – беларускую экономику. Даже не знаю, как это объяснить, может мозаичной шизофренией, а может еще чем-нибудь? Но странно не это, а то, что одновременно он разрушает и главное основание богатства и благосостояния всей беларускай нации, то есть всех нас. Обратите внимание: указ 706, против которого и выступали 10-го митингующие, фактически банкротит очень значительную часть целиком рентабельных ИП. Но экономика же складывается именно из разных производств, предприятий, бизнесменов и т.д., в том числе и из обанкротившихся предпринимателей. Короче, этот указ фактически просто уничтожил значительную и полностью рентабельную часть экономики. И последствия такого уничтожения, как и общие последствия планомерного неразвития экономики скажутся и сказываются не только на предпринимателях, и не только на нас, подсудимых в данном «суде», но и на всех гражданах Страны. И поэтому я обращаюсь и к прокурору, и к судьям, и к свидетелям, и любителям судебного зала, и ко всем зрителям вообще: подумайте не только о себе, но и о своих родных, друзьях, знакомых - я уверен, что у каждого из вас есть много людей, которые живут и собираются в дальнейшем жить в Беларуси, помните, экономическая деградация, против которой люди митинговали 10-го, отразится и на вас и на всех них: на кармане, благосостоянии и богатстве всех нас в целом – и даже когда-то кому-то из вас и дадут какую-то медаль за этот процесс, в конце концов, вы и дорогие вам люди все равно проиграете. Я допускаю, что кто-то из вас надеется просто уехать за границу – но, поверьте, уедут далеко не все ваши знакомые, родные и друзья – и вот на неуехавших последствия как 760-го указа, так и другие разрушения экономики полностью отразятся…
Хотя это «уехать» прокурора и судьи вряд ли будет касаться (это не угроза, решение про недопуск их в ряд стран буду принимать не я), ну, возможно, если разговор не идет, например, про эмиграцию в Пхеньян… И я утверждаю, что это суд не над нами. И даже не над предпринимателями, как утверждает господин Ледник. Это суд над всей нашей экономикой. Именно приговор в этом суде даст полный карт-бланш как на применение всех санкций и разрушение значительной рентабельной части экономики в соответствии с указом 760, так и на дальнейшее разрушение экономики в целом. Поэтому помните, госпожа судья, что вы сейчас судите не нас десятерых, а всех нас, беларусов, в том числе и себя…
На этом я заканчиваю свою вторую часть и перехожу к третьей части, в которой я бы хотел порассуждать про представленные доказательства. Я не буду сейчас затрагивать доказательства, собранные против других. Простите, но я, возможно и эгоистично, оставил в этой части внимание только себе и только доказательствам против меня. И начать я хотел бы с раскаяния в своих действиях 10-го. Когда бы я знал, как все обернется – мое поведение было бы совсем другим. Дело в том, что 9-го я сдавал экзамен, а 10-го с утра пересдавал еще один, еще до 11 часов я его сдал и поехал домой. Так вот, последние дни перед этим я был занят исключительно учебой, и поэтому, к сожалению, про этот митинг узнал только около 2-х часов дня 10-го. И я искренне раскаиваюсь и прошу у всех прощения, что я не присутствовал в начале митинга. И я заявляю в последнем слове, что меня не было на митинге до 15-45, в чем я раскаиваюсь и за что прошу прощения сейчас. Насчет того, был ли я на митинге после 15-45, я отказываюсь говорить, как и отказывался в течение всего судебного следствия, но давайте же обратим внимание на доказательства, так как именно в соответствии с доказательствами должен выносить решение высокий «суд». Против меня собрано три доказательства:
- Фотоматериалы <…>
- Видеоматериалы <…>
- Показания свидетеля, который меня видел, правда, я так и не понял то ли 10-го, то ли 21-го он меня видел… кажется все же его прокурор про 21-е спрашивал. В любом случае его показания вызывают большие сомнения – вспомним, например, просьбу господина Пашкевича привлечь этого свидетеля к уголовной ответственности за ложные показания.
Таким образом, я считаю свое участие в митинге не доказанным. Правда, я не удивлюсь, если меня все равно приговорят, потому что, как я уже отмечал в первой части, я сомневаюсь, что это суд, а не цирк.
На этом я бы хотел закончить третью часть моего выступления и перейти к четвертой.
Открывает Коран и начинает читать.
На третьей минуте зал начинает хихихать, потом это перерастает в хохот.
Судья, в ярости его останавливает.
Андрей Ким.
….. Даже если принять полностью сторону обвинения, если бы я принял ее полностью и не слышал всех аргументов моего защитника, с которыми я полностью согласен, то у меня даже не укладывается в голове, как я мог прийти на митинг и в присутствии огромного количества свидетелей, огромного количества милиционеров, в присутствии огромного количества видеокамер и фотокамер, находясь в здравом уме и трезвой памяти, как подтвердила психическая экспертиза, умышленно нанести абсолютно бесполезный, абсолютно бессмысленный удар. Причем сделать это умышленно, нерабочей рукой, человеку, который ничего абсолютно не сделал. И после этого еще, после этих действий, двигаться спокойно совершенно несколько сот метров. Это противоречит не только моим убеждениям, это противоречит здравому смыслу. В общем-то это все, что я хотел сказать.
У меня осталась только одна просьба к высокому суду: просьба о справедливом решении. Спасибо.
День закончен.
22.04. 2008 Ожидание приговора – от себя.
Приговор.
10.50. Прошла кордон спецназа во двор суда. Человек 50 не пускают.
Кордон в здание суда, – не прошла. Но примелькалась за эти дни: сказали, что как только, так сразу позовут.
11.30. Наблюдаю, как гражданин пытается попасть в здание суда. Гражданин – инвалид колясочник. Попасть ему затруднительно и на площадку перед входной дверью здания суда. И это он еще не знает, что внутри до лифта его ожидает лестница из 9-12 ступеней.
11.45. Прошла второй кордон, честно объяснив, что у меня теперь другие планы, я пока не на суд, я к Председателю суда по вопросу оборудованности пандусами здания суда.
Написала жалобу и вышла, как и обещала второму кордону.
Вход в зал судебного заседания. Дверь закрыта.
Третий кордон: охранники в гражданке с проводочками в ушах.
Со спины по правую руку один другому тихо и игриво: «Вот тайм из нау?».
Нет ответа.
Поворачиваю голову: «Двенадцать пятьдесят восемь».
С проводочком в ухе: «Угу».
Я неугомонная: «Обращайтесь. И там нужно «из ит нау».
Знакомо добро хмыкнули по левую руку. Саша с Дашкой - пропустили. Первый день из всего процесса Ниры Броницкой нет в этом суде – она в суде по Сергею Парсюкевичу, который сегодня начался. Не хватает мне ее, но там она сегодня нужнее.
Встречаюсь глазами с мамой Антона Койпиша. Между нами метра полтора.
Шепотом почти автоматически говорю: «Все будет хорошо».
В ответ уставшая улыбка, кивок глазами и одними губами: «Спасибо».
Суматошно входим в зал. Слева эта клетка дурацкая. Бодренько говорю, во весь рот улыбаясь: «Добрый день, Андрюша! Виноградов кланялся, не пускают его». Кивок, короткая улыбка. Вот и поздоровались.
Встать. Приговор.
Тишина в зале. Судья говорит громко и отчетливо.
И я понимаю, что должна пробовать передавать сразу с телефона звук на Европейское Радио для Беларуси. Вызываю, отключаюсь, жду встречного звонка с телефона с записывающей аппаратурой и без предупреждения и уверенности, что голос судьи «добивает» – держу телефон повыше, почему-то кажется, что, если повыше держать, то звук должен дойти до Варшавы. У них редакция после обысков и выемок выехала и в «поле» мало кто сейчас работает. А так сразу смогут давать в эфир. Сама эта идея кажется ужасно важной. 5-10-15 минут. Не знаю, слышат они, пишут или впустую.
Шиплю в телефон: «Койпишу плохо. Ты меня слышишь, слышишь?». В трубке спокойное: «Елена Борисовна, не волнуйтесь, судью хорошо слышно. Вы молодец. Так и продолжим писать». Ну, вот, им слышно. Странно, но получилось же. И тут же начинаю волноваться, что заставят отключить телефон: я ж его все повыше, вдруг решат что видеосъемка.
Перерыв. Антону скорую вызывают.
Увезли в больницу. Продолжаем.
Тишана-тишина. Оглашает срок Киму.
Мама Андрея - Андрею: - Я горжусь тобой, сынок. Горжусь.
Мама Андрея - судье: - А вы читайте-читайте, я вам не мешаю, Вам никто не мешает.
Судья повторяет срок.
«Кто-то» спокойно, твердо и на весь зал: - Дрянь.
Боковым зрением цепляю знак охранника.
Толкаю Дашку в бок: - Сашу будут брать.
Дашка: - Понятно.
Судья именем Республики Беларусь:
Андрэй Ким - осужден к 1,5 годам колонии общего режима
Владимир Сергеев, Антон Койпиш – штраф 3,5 миллиов беларуских рублей
Михаил Пашкевич, Татьяна Тишкевич, Михаил Кривов, Алесь Бондарь, Артём Дубский , Алесь Стрельцов, Алесь Чернышов – 2 года ограничения свободы без направления в колонию открытого типа, с выплатой 20 % заработка в доход бюджета.
Всем подписка о невыезде.
Судья заканчивает. Начинает собираться.
Зал срывается в едином звуке: - Ганьба, ганьба, ганьба.
Долго одним звуком и на одном дыхании: Ганьба, ганьба.
Андрея Кима конвой выводит.
Звонить Виноградову.
Я: - Полтора года колонии общего режима. По остальным – нормально.
Юра: - Что Лена?
Он все услышал, я это точно знаю. Ему просто нужно пару минут понять.
Сашка двинулся. За ним двинулись, ведут, в дверях взяли. Сумка у него в руках.
Я через охранников: - Саша, вещи мои отдай.
Спокойный взгляд, даже руками не двинул.
Охранник мне: - Вам чего.
Я: - Вещи мои у него, он из зала забирал, сидели рядом. Вы его на сутки, а мне что делать?
Охранник Саше: - Отдай.
Саша спокойно протягивает «мои вещи», я беру и теперь главное выходить спокойным шагом.
На выходе из двора суда: «Разам», «Свабоду», «Жiве Беларусь!», «Жiве!»
Охранники между собой:
Один: - Чего орать. Идиоты. Отпустили - валите по домам.
Второй: - Они на сутки нарываются.
Третий: - Деньги отрабатывают.
Я: - Люди не уходят, потому что Андрея Кима повезут. Его не отпустили. Полтора года колонии за то, чего он не делал.
Один: - Суд постановил - значит делал. Чего не ясно.
Второй: - Нехер по акциям тягаться. В колонии объяснят, если не доходит.
Я: - Полтора года колонии за то, чего он не делал.
Третий в спину: - Был бы 37 – уже бы расстреляли.
Вот в этом я как раз не сомневаюсь!
Выхожу на улицу.
Виноградов: - Лен…….
Я: - Пойду я, Юр, устала.
Место, где я припарковалась. Еле разворачиваюсь: двор маленький, мусорка, машины, руки руль не крутят, кот еще этот лениво под колеса.
Опс. Тишкевич. Выпрыгиваю из машины:
Я: - Диск давай.
Танюша: - Чего?
Я: - Тань, диск давай!
Теперь на работу, к своим. Как я соскучилась по ним за эти долгие четыре дня!
До ночи снимаем стенограмму с записи, которую Танюша Тишкевич сделала.
Всем разослать, теперь всем разослать. Теперь спать, коньяку и спать.
Жизнь продолжается.
Минск, 16-22 апреля 2008 года (с выходными, обедами и перекурами)
Лена Тонкачева
Фонд Развития Правовых Технологий
Один из крупнейших в Восточной Европе производителей большегрузов, автобусов, троллейбусов и прицепной техники, белорусский автогигант "Минский автомобильный завод" /МАЗ/ рассматривает возможность расширения ассортимента своей продукции за счет сборки легковых автомобилей. Эта идея находится в начальной стадии формирования � мазовцы задумались о поиске стратегического инвестора и ведут переговоры с тремя иностранными компаниями � ОАО "АвтоВАЗ", некой компанией из Германии и китайцами. Ряду экспертов планы "МАЗа" кажутся более чем странными, однако генеральный директор завода Николай Костень уже похвастался тем, что в мае в Беларусь приедет президент "АвтоВАЗа" Борис Алешин для ведения предметных переговоров о возможном сотрудничестве.
5
