Новая статья Олега Алкаева

В начале сентября 2007 года в редакцию "Белорусского партизана» пришло письмо от бывшего сотрудника комитета по борьбе с оргпреступностью и коррупцией по Брестской области капитана милиции Ивана Овсяника. В 2003 году он был осужден к пяти годам лишения свободы якобы за попытку получения взятки в сумме четырех тысяч долларов США. Судя по письмам, в настоящее время Иван Овсяник находится в эмиграции и вместе с семьёй проживает в Финляндии.

Честно говоря, я не терплю взяточников. Я их откровенно презираю. Ничто так не разрушает государство и не развращает общество, как взяточничество. Именно мздоимство, а не строгость и принципиальность вызывает у народа вполне справедливую ненависть к милиции и другим правоохранительным органам. Однако по ходу ознакомления с обстоятельствами дела, за которое Иван получил пять лет лишения свободы, меня постепенно стали одолевать сомнения в объективности  проведенных по нему   следствия и суда. В  итоге  я вообще пришел к выводу, что его вина, мягко говоря, не только не соответствует объему и характеру предъявленного ему обвинения, но и вообще не доказана, как того требует Уголовно - процессуальный кодекс, и которым обязаны были руководствоваться как следствие, так и суд. Итогом такого непростительного для суда верхоглядства явилось то, что  в деле отсутствует необходимый набор формальных признаков, образующих состав преступления, без которых, как известно  любому юристу, ни одно лицо не может быть признано виновным. В частности, отсутствует субъективная сторона состава преступления, да и объективная тоже не имеет никакой юридически доказуемой базы. На простом, человеческом языке это означает, что в суде совершенно не был доказан умысел Овсяника на получение взятки, а следовательно не установлено и каких-либо убедительных фактов, однозначно свидетельствующих о действии (или бездействии) обвиняемого, направленного на извлечение материальной выгоды преступным путем. Логика здесь очень простая. Раз не было умысла, не могло быть и действий. А раз не было действий, то нет и преступления. По теории - это так. Но, как мы видим на практике, суд, игнорируя все писаные законы, все-таки признал Ивана Овсяника виновным и вынес обвинительный приговор.

Ситуация внешне напоминает эпизод из известного фильма "Место встречи изменить нельзя", когда Жеглов подкладывает в карманному вору "Кирпичу" действительно  похищенный им ранее кошелек. Однако события, происшедшие с Овсяником, при некоторой внешней схожести сложившихся обстоятельств, отличаются от экранных  более сложным и запутанным сюжетом.

В своих письмах Иван Овсяник просит редакцию «БП» разобраться в обстоятельствах его осуждения и, дословно: "... помочь мне заставить белорусские власти подойти к моей проблеме в соответствии с законом, а не в соответствии с принципами телефонного права Шеймана, Лукашенко или кого-то ещё". Также Иван Овсяник просил редакцию о том, чтобы в оценке предоставленных им материалов и в выводах по его вопросу принял участие и я.

Сразу же оговорюсь, что все цитаты и выдержки, приводимые мною в этой публикации взяты, из материалов газеты "Брестский курьер" за № 35 (861) за август 2007 года, а также из личных обращений Ивана Овсяника.

Итак, начнем с того,  как это было.

В воскресенье, 16 июня 2002 года, в Бресте сотрудники областного УКГБ провели  операцию по задержанию с поличным ( при получении взятки) начальника четвертого отдела управления  Комитета по борьбе с организованной преступностью и коррупцией по Брестской области, капитана милиции Ивана Овсяника. Взятку в сумме четырех тысяч долларов США ему "вручил" бизнесмен, гражданин России Клефа В.М., якобы за избежание конфискации его коммерческого груза, задержанного Иваном Овсяником. Груз же представлял собой доставленные из Италии через Польшу женские колготки, которые находились в четырех микроавтобусах с польскими номерными знаками.
 
Задержание груза было произведено в районе деревни Петьки Кобринского района Брестской области, во время перегрузки товара из микроавтобусов в грузовую автомашину с российскими номерами. Вместе с Иваном Овсяником в задержании груза и составлении протокола принимал участие и сотрудник областного управления КГБ Владимир Лохнюк, который, кстати, и получил оперативную информацию о перемещении через границу контрабандного груза. Информация оказалась не совсем верной, ибо груз, судя по документам, пересек границу вполне законно, а следовательно контрабандным не являлся.

Однако оперативники установили, что в документах, количество перемещенного через границу товара явно занижено, а это уже давало официальный повод для задержания груза и детальной проверки всей сопроводительной документации, которая у господина Клефы почему-то оказалась не в полном объеме. Недостающие документы с его слов находились в гостинице, в городе Бресте.

Кроме того, перегрузка транзитного груза в другое транспортное средство без соответствующего таможенного оформления также представляет собой грубейшее нарушение таможенного законодательства, и согласно Уголовному кодексу РБ это нарушение образует состав преступления, предусмотренного частью 2 ст.231. Согласно этой статьи, господин Клефа мог вполне реально сменить свой импортное одеяние на зоновскую телогреечку и задержаться в братской стране на ближайшие шесть лет. А его товар должен был бы украсить прилавки белорусских магазинов, торгующих таможенным конфискатом. Таким образом, внезапное появление оперативных работников милиции и КГБ в районе незаконной перегрузки товара вызвало у господина Клефы серьезные основания для беспокойства. Но он не упал духом, и со свойственной настоящим бизнесменам  находчивостью предложил  оперативникам  "отступные" в сумме три тысячи долларов США.

Он не упал духом и тогда, когда получил  решительный отказ от получения "вознаграждения", и когда ему было предложено вместе с ними проехать в Брест для получения от него якобы "забытых" им в  гостинице "Веста" недостающих документов. По дороге в Брест Клефа, следовавший самостоятельно на своём автомобиле, с его слов, позвонил по мобильному телефону дежурному по УКГБ и сообщил последнему, что у него вымогают взятку в сумме пять тысяч долларов США. Иван Овсяник же на своем автомобиле вместе с Лахнюком следовали за ним, и естественно  ни о каком  звонке не подозревали. С этого момента развитие событий пошло уже не по криминальному, а скорее по детективному жанру.
 
Обе машины остановились возле гостиницы "Веста", и Клефа, один ( какая высокая степень доверия к преступнику) пошёл в гостиницу за "документами". Владимир Лахнюк, сотрудник КГБ, видимо "забыл", что приехал за взяткой и ушёл домой. В машине, в ожидании Клефы с "документами", остался один Иван.

Предоставим слово ему самому: " Когда из гостиницы вышел Клефа, я понял по его реакции, что никаких документов у него нет. Решил доставить его в наше управление для дальнейшего разбирательства. По пути Клефа продолжал предлагать деньги, а затем схватил папку. Пытался порвать находившиеся там документы: мой служебный рапорт, своё письменное объяснение. Тогда я подумал, что это он делает от безысходности, понимая, что теряет большую партию товара. А оказалось, ему было необходимо любой ценой куда-нибудь положить деньги, инсценировав получение мною взятки. И сделал он это либо в момент задержания машины сотрудниками УКГБ, либо когда меня вывели и положили лицом вниз. Всей этой операцией руководил Пивник, который сразу бросился к моей машине, где ещё оставался Клефа..."

Итак, в салоне автомобиля, принадлежащего капитану милиции  Ивану Овсянику, обнаружены деньги в сумме четырех тысяч долларов США . Обнаружены они в той же папке, в которой находились составленные им документы о нарушении ЗАКОНОВ БЕЛАРУСИ ( я специально выделяю эти слова, мы к ним ещё вернемся) гражданином России Клефой В.М. и которые тот якобы пытался порвать. Кроме того, бдительные чекисты, как и положено при проведении такого рода мероприятий, производили аудиозапись разговора между Клефой и Овсяноком, который, они вели в салоне автомобиля, и который, как свидетельствует Иван в своём письме, безоговорочно доказывает его невиновность. Именно поэтому суд, как утверждает он, и проигнорировал эту запись, которую сотрудники КГБ считали основным доказательством, подтверждающим его вину, и очень на неё рассчитывали.

Я убежден, что суд не признал аудиозапись за доказательство не из-за огромной любви к Ивану Овсянику.  Суд принял решение об отказе признать записи разговора вещдоком потому, что тогда нужно было бы Ивана освобождать и возбуждать уголовное дело в отношении совсем других людей. Таким образом то, что герои - чекисты считали шедевром своего оперативного искусства, я имею ввиду аудиозапись, стало убедительным свидетельством того, что вся эта история со взяткой,  от начала и до конца, была бездарной провокацией, спланированной бездарным организатором и исполненная бездарными исполнителями. Суд состоял хоть и из зависимых от власти людей, но отнюдь не из дураков и прекрасно понимал, что, приняв аудиозапись к рассмотрению в суде и приобщив её к делу в качестве вещественного доказательства, он тем самым разделяет эту бездарность и  уже на себя берет всю ответственность за последствия этого технического мероприятия. А последствия, судя по всему, были бы весьма серьезными и для суда, и особенно для авторов этого мероприятия.

Но, как известно, суд,  все-таки счел возможным признать его виновным и приговорил к довольно суровому наказанию - пяти годам лишения свободы. При всей очевидной ангажированности белорусской юстиции и её зависимости от властных структур, суд все же был обязан соблюдать  внешнее приличие и облекать свои, даже неправосудные решения в более - менее приемлемую юридическую форму. Иными словами, применяя к подсудимому слово "виновен", суд должен назвать конкретные факты, подтверждающие эту виновность.

Одним из таких "фактов" является "обнаружение" в автомобиле Ивана Овсяника четырёх тысяч долларов США. Бизнесмен Клефа утверждает, что деньги был "вынужден" дать Овсянику в результате вымогательства с его стороны. Овсяник же доказывает, что деньги ему были подброшены специально, с целью компрометации. Объективно нельзя исключить ни одного, ни другого. Но если два человека, говорят об одном и том же разные вещи, это означает, что один из них лжет. В такой ситуации очень важен третий, независимый источник информации. И таким источником несомненно должна была служить аудиозапись разговора Клефы с Овсяником в момент передачи  последнему взятку. Та самая автомобильная  аудиозапись, на которую так надеялись организаторы "операции"и которую почему -то считали ключевой уликой. Но суд отверг эту запись, как доказательство, а следовательно, практически свел к нулю обвинительные позиции рыцарей плаща и кинжала, поставив тем самым противоборствующие стороны в юридически  абсолютно равные  условия. Слова одного человека против слов другого - и ничего более.

При таких обстоятельствах, исходя из принципа презумпции невиновности, вступают в силу требования ч. 3 ст 16 УПК Республики Беларусь, которые звучат дословно так:  "Сомнения в обоснованности предъявленного обвинения толкуются в пользу обвиняемого". Казалось бы при таких обстоятельствах дальнейшее рассмотрение дела теряет всякий смысл, и суд должен был немедленно принять решение о прекращении уголовного преследования Овсяника. Но не тут - то было. Эта норма УПК в данном судебном заседании видимо просто не была замечена, и заседание продолжалось, причем все с тем же обвинительным уклоном. Теперь, уже даже понятная суду, явно спровоцированная взяткодателем ситуация, невзирая на вполне очевидные элементы провокации, продолжала рассматриваться, как основная обвинительная версия.

Если бы люди с "холодными головами" и "чистыми руками" проводившие так называемую "контролируемую" операцию по изобличению "взяточника" Овсяника, хотя бы немного уважали Закон и думали, как говорят в научных кругах, о "чистоте эксперимента", то чашу весов в пользу "взяткодателя" мог склонить, к примеру, тот факт,  что Клефа перед задержанием Овсяника, оставлял того  наедине с "гонораром".  Причем обязательно должно было быть доказано, что взяточник знал о том, что в его машине оставлена именно взятка, а не случайно забытый пакет с деньгами.  Обычно таким доказательством служат отпечатки пальцев, оставленные мздоимцем на купюрах, или окрашивание рук специальным химическим составом, которым обрабатываются деньги. Это непременное условие разоблачения взяточника.  Если же этот эпизод не доказан, то о составе преступления не может идти и речи, ибо отсутствует субъективная сторона преступления. Об этом знает каждый юрист.

Вот здесь, как раз будет самое время обратиться к ещё одному "герою" этой драмы, сотруднику Брестского  УКГБ Владимиру Лахнюку, который, как известно, являлся напарником Овсяника  по поездке в Кобрин, и в "получении взятки" не участвовал, ибо очень спешил домой. Но ведь он присутствовал при всех разговорах Овсяника и Клефы до самого возврата в Брест, и если только они вели разговор не на китайском языке, то он, несомненно, должен быть в курсе всех событий. А из этого следует только две версии: либо он знал о предстоящем получении взятки Овсяником, либо никакого уговора на получение денег не было.

В первом случае он обязательно должен быть привлечен к уголовной ответственности как минимум за недонесение (ст.406 УК РБ)  и подлежать задержанию вместе с Овсяником. По второй же версии ему отводилась роль единственного, а потому  очень важного свидетеля в пользу Ивана Овсяника. 

Что же происходит на самом деле? Владимира Лахнюка  не только не задерживают как "подельника" Овсяника, или как лицо, не донесшее о готовящемся  преступлении, но даже  не допрашивают как свидетеля. Его просто "не замечают". Он исправно ходит на службу, пытается объяснить начальству, что  Овсяник не виновен, что его подставили, но тщетно. Его никто не слушает, а начальник Брестского УКГБ полковник Аксючиц вообще отказался принять его.

Наконец, видимо, когда дело по обвинению Овсяника стало  разваливаться, о Лахнюке наконец "вспомнили" и предложили ему....  дать показания против Овсяника. Владимир Лахнюк оказался порядочным человеком и честным офицером и от иудиной роли отказался.

Такое "предательство" в органах госбезопасности не прощается, и Лахнюк, как по мановению волшебной палочки, из скромной свидетельской ипостаси мгновенно перемещается на качественно новый уровень - участника следственного процесса. Он, как и следовало ожидать, становится соучастником Ивана Овсяника в вымогательстве взятки, и.... уходит в бега.  Таким образом, Иван Овсяник, остается наедине со страшной  машиной, именуемой "белорусское правосудие". Попытка органов КГБ сделать из Владимира Лахнюка "свидетеля" обвинения, и особенно то, как это пытались сделать, является вторым неоспоримым фактом, подтверждающим невиновность Ивана Овсяника.

Честно говоря, я не уверен, что решение о своём "исчезновении" Владимир Лахнюк принимал самостоятельно. В тот момент его "бегство" было на руку только руководству УКГБ. Ведь если бы Лахнюк участвовал в следственном процессе (неважно в каком качестве) вместе с Овсяником, то вдвоем они бы вдребезги разбили всю эту примитивную "взяточную" версию,  спроектированную начальством. Лахнюку необходимо было "исчезнуть" прежде всего в интересах следствия, а точнее УКГБ, и он "исчез". Я не знаю, кто ему посоветовал принять такое решение, но уверен, что без высокопоставленных "консультантов" здесь не обошлось, и это бегство было его первой ошибкой.

А когда  Лахнюк, уже после того, как осудили Овсяника, понял, что его "побег" был использован его бывшими коллегами отнюдь не так, как он предполагал, было уже поздно. Взяточная версия была официально закреплена судебным приговором и, судя по всему, Лахнюку, согласно этому приговору,  отводилась роль уже далеко не  свидетельская.
Я также не знаю, кто уговорил Владимира Лахнюка,  добровольно явиться с "явкой с повинной",  но это была его  вторая, теперь уже трагическая ошибка. Любой, даже начинающий жулик знает, что "явка с повинной", это самый кратчайший путь в тюрьму.  Так оно и случилось. «Раскаявшийся»  Лахнюк, в полном соответствии неписаным законам следственного жанра, получил те же самые пять лет лишения свободы, что и не раскаявшийся Овсяник.

Вывод  получается следующий: то, что не смогли сделать с Овсяником и Лахнюком вместе, сделали с ними по одиночке. Естественно, я могу и ошибаться, но разве что  в деталях. Суть дела от этого уже никак не поменяется. Я думаю, что у этих людей ещё будет время разобраться в своих промахах, и когда-нибудь они сами поведают об этом, а также подтвердят, прав ли был я, или нет.

А вот сейчас самое время рассказать о судьбе  ещё одного, возможно самого главного  участника этой истории - «автора» проекта по изобличению "взяточника" сотрудника Брестского УКГБ, подполковника Виктора Пивника. Этот "гений" оперативных разработок, несколько переоценил свои возможности и, как говорят в таких случаях,  "потерял нюх". Расплата пришла незамедлительно, и  Виктор Пивник, уже больше года шлифует своим телом нары следственного изолятора и ожидает суд.  Официальная версия предъявленного ему обвинения звучит так: "Он подозревается в том, что входил в преступную группу и, злоупотребляя служебным положением, контролировал нелегальный бизнес на границе".
 
Я умышленно, не упоминал об аресте этого проходимца, чтобы не увязывать деятельность Овсяника по вопросам доказывания своей невиновности с уличением в преступной деятельности лица, организовавшего против него провокацию. У Пивника теперь появится возможность исследовать маршрут, по которому он когда-то отправил своих коллег, Овсяника и Лахнюка.

И, наконец, последнее: что же стало с "честным" российским бизнесменом  В.М. Клефой?

Да, в соответствии с Уголовным кодексом он не может быть привлечен к уголовной ответственности за дачу взятки, как лицо добровольно заявившее об этом. Но никто не вправе освобождать его от уголовной ответственности за таможенные махинации, которые в общем-то и послужили первопричиной всех остальных драматических событий. Ведь если Клефой не было совершено никакого преступления, за что же тогда он давал взятку? А если было совершено, то кем, когда и за что он был прощён?  Неужто наши правоохранительные органы и суд так щедры, что зачли Клефе "разоблачение" "взяточников", как компенсацию за ущерб причиненный белорусской экономике? Не слишком ли дорогую цену платит белорусская "Фемида" за провокации против собственных граждан и за преступления совершаемые на её территории? Не знаю, что об этом думает прокуратура Беларуси, но полагаю, что у Ивана Овсяника и Владимира Лахнюка в этом направлении  непочатый край работы, ибо лучше их сегодня  этой ситуацией никто не владеет.
Я, конечно, могу ошибаться, ибо не владею достоверной информацией в отношении дальнейшего образа жизни господина Клефы, но я очень хорошо разбираюсь в жизненном укладе и формировании мировоззрения ему подобных негодяев. Никаких моральных преград и нравственных устоев для них не существует, ибо все принимаемые такими людьми решения базируются только на цене вопроса и личной выгоде.
 

 

Олег АЛКАЕВ